Илья Иофф: Совместное музыкальное переживание роднит людей

Заслуженный артист России Илья Иофф (скрипка) прославился как солист и ансамблист, выступая с такими выдающимися музыкантами, как Марта Аргерих, Марис Янсонс, Юрий Темирканов, Сергей Стадлер и Александр Рудин во многих странах Европы и в Америке. Илья Иофф исполняет произведения всех наиболее значительных авторов в истории музыки, писавших для скрипки — от Баха до Бернстайна. Музыкант является обладателем Специального приза на Конкурсе ARD в Мюнхене (Германия) и Первой премии на Конкурсе имени Джованни Виотти в Верчелли (Италия).

С 1998 года он руководит камерным оркестром «Дивертисмент». Этот коллектив виртуозно исполняет сложнейшие шедевры русской и западноевропейской музыки различных эпох. Оркестр успешно гастролирует и сотрудничает с самыми известными композиторами современности — Сергеем Слонимским, Леонидом Десятниковым, Григорием Корчмаром, Настасьей Хрущевой, Павлом Кармановым, Владимиром Мартыновым. Многие из них доверяют Илье Иоффу первое исполнение написанных произведений. Помимо исполнительской деятельности музыкант ведет класс скрипки в Санкт-Петербургской консерватории. «Петербургский авангард» побеседовал с Ильей Иоффом о том, почему в оркестре не может быть демократии, неизбежности призвания и петербургском стиле в музыке.

Илья Вениаминович, не секрет, что авангардная музыка не понятна широкой публике. Я имею ввиду, например, Concerto Grosso №1 Альфреда Шнитке, который вы считаете совершенством, или произведение Арво Пярта, которое «Дивертисмент» будет исполнять на концерте «Черное, белое и между…» 2 марта. Как образом вы надеетесь привить любовь слушателям к такого рода сочинениям?

Конечно, это подвижнический труд. Убежден, что помимо всего прочего, музыкант должен быть еще и миссионером. Основная масса меломанов требует, чтобы в той музыке, которую они слушают, была хорошая мелодия, и желательно — узнаваемая. Есть ряд музыкальных сочинений, которые гарантированно соберут зал, потому что публика их любит. И в этом нет ничего плохого, поскольку это великие произведения великих композиторов, проверенные столетиями.

Но мне кажется, что время идет вперед, и не менее талантливые современные композиторы подарили миру много хорошей музыки. Знаете, если взять аналогию из жизни, то было бы нелепо сегодня отказаться от современного комфортного автомобиля и передвигаться по улицам города на лошади. Я не умею водить машину, и если меня посадить за руль, то видимо, я испытаю то же самое, что и человек, который впервые слушает музыку Шнитке. При этом я абсолютно уверен, что если мне объяснить, на какие кнопки и рычаги нажимать, я полюблю вождение, и в автомобиле мне будет комфортно. Поэтому музыканты сейчас должны выступать проводниками в мир современной музыки. Нам нельзя руководствоваться исключительно желанием заработать деньги на полном зале — надо нести публике что-то прекрасное.

Человек, который слушает такую сложную музыку, как произведения Шнитке или Пярта, обязательно что-нибудь в ней найдет и захочет прийти на такие концерты снова и снова. Как показывает практика, к нам, на выступления камерного оркестра «Дивертисмент», ходит именно такая публика — ее интересуют сложные и не очевидные программы. Потому что мы стараемся делать это хорошо. Все-таки необходимо какое-то духовное усилие, надо поработать над музыкальным сочинением, какое бы оно ни было сложное. Вот именно тогда это произведение дойдет до умов и сердец слушателей. Я в этом уверен абсолютно!

Некоторые оркестры, чтобы стать понятнее, добавляют в свои выступления видео, 3D-мэппинги и тому подобное. Это необходимо или языка музыки достаточно?

Это издержки нашего времени — так называемое клиповое мышление, навязанное поп-культурой. Слушатель обленился настолько, что даже поп-музыку перестал воспринимать только на слух — ему потребовалось маленькое кино, объясняющее, про что поют или играют музыканты. Постепенно это все пришло и в академическую музыку. Я очень большой противник подобных спецэффектов.

Великий русский и американский драматический актер, театральный педагог, режиссер Михаил Чехов сказал когда-то, что всякое искусство стремится стать музыкой. Музыка предельно самодостаточна! И если кто-то не понимает сочинения какого-то композитора, то это проблема не сочинителя, а того, кто не пытается войти в прекрасный мир музыки. Нужно пробовать снова и снова, и все получится. Я уверен, что нет абсолютно закрытых для слушателя сочинений. Просто нужно провести какую-то духовную работу.

Банально говорить, что Петербург накладывает свой отпечаток на артистов и их творчество. Тем не менее, как бы вы определили этот особый петербургский стиль в музыке?

Во-первых, чувство меры — оно всегда отличало Петербург. Чувство такта, чувство вкуса, возможность найти гармонию в абсолютно любом жанре, — все это, безусловно, петербургский стиль. Он никуда не делся за последние 300 лет. За рубежом он узнаваем и высоко ценим.

Кто, на ваш взгляд, самый яркий представитель петербургского стиля в музыке?

Леонид Десятников. Я уже много раз говорил и еще раз повторю: мы живем в эпоху Десятникова. По крайней мере — в Петербурге. Это — один из самых уважаемых, авторитетных композиторов в академической музыке. Он ярчайший представитель петербургского духа. Несмотря на присущие ему иронию и сарказм, его отличает почти детская трогательность. Я обожаю его музыку и очень рад, что меня с этим композитором связывают теплые человеческие отношения.

В одном из интервью вы сказали, что демократия в оркестре — вещь иллюзорная, практически невозможная. Не считаете ли вы, что так же обстоят дела и в государстве?

Демократия предполагает, что народу предоставляют право выбора. Где-то я вычитал, что однажды народ уже спросили: кого освободить — Варавву или Христа. С тех пор мы знаем эту весьма поучительную и печальную историю.

Демократия должна быть очень выборочной и строго дозированной. Нельзя поручать решение вопросов репертуара или стилистики коллективу, потому что тогда начнется анархия. А она в музыкальном коллективе никогда не приводит к хорошему художественному результату. В оркестре должен быть человек, который диктует свою музыкальную и художественную волю и при этом несет за это полную ответственность. Я хотел бы быть таким — я к этом стремлюсь, по крайней мере — в том, что касается ответственности.

А что касается политики, то я придерживаюсь утопической точки зрения, что идеальный строй для страны — это не демократия, не республика, а меритократия, то есть — власть достойнейших.

А в консерватории, где вы преподаете, допустима демократия в отношениях со студентами?

Со своими учениками я стараюсь быть очень мягким человеком, хотя бы потому, что очень люблю детей. Тем не менее, мне довелось видеть, как одна студентка плакала после моего урока. Среди своих студентов я считаюсь относительно мягким человеком, но я предпочел бы быть еще мягче. Хотя иногда мне приходится делать то, что я не люблю — очень жестко диктовать свою волю. На жесткость я иду по жизненной необходимости, по принуждению обстоятельств.

Как вообще обстоят дела с музыкальным образованием в нашем городе?

Наше музыкальное образование сейчас находится в чудовищном состоянии. Дело в том, что сейчас преподают люди, которые сами получали образование в 1990-е годы. В нашей стране это время смутное, и тогда молодые люди — в возрасте между 15 и 30 годами — в основном были озабочены не тем, чтобы получить образование, а тем, чтобы заработать денег. Я ни в коем случае их не осуждаю. Но то, что тогда образование было вторичным, сказывается на современных студентах. Что им может дать человек, который сам не очень хорошо владеет своей профессией? А ведь девяностые к тому же совпали с опустошением страны, когда очень многие педагоги вынуждены были уехать за границу. Все это дало печальный результат.

Тем не менее, надежда на лучшее все-таки есть. Современная молодежь очень жадно поглощает информацию, имеет возможность слушать самую разнообразную музыку. Сейчас для студентов открыт весь мир. Компьютерная эра сделала доступной записи концертов самых выдающихся музыкантов. В моей молодости можно было только мечтать об этом.

Многие педагоги жалуются, что молодежь свергает авторитеты, но я нахожу в этом свои плюсы. Например, студент может поспорить со мной, заявив, что он был на мастер-классе какого-то известного исполнителя, и тот говорил совершенно противоположное тому, что заявляю я. Во-первых, это — информация и для меня интересная, а во-вторых — почему бы не обсудить это вместе.

Может ли врожденный талант, природная гениальность компенсировать отсутствие образования?

Я вам расскажу одну знаменитую историю. В первой половине ХХ века был такой легендарный скрипач Мирон Полякин. Однажды он играл в консерваторском классе Чакону Баха — репетировал в одиночестве. Его коллега услышал из коридора божественные звуки и зашел, чтобы послушать Полякина. Когда музыкант закончил играть, он увидел, что единственный слушатель сидит в слезах, бесконечно тронутый исполнением. Между тем, коллега Полякина был известен как эрудит, поэтому скрипач обратился к нему: «Как хорошо, что ты зашел! Я давно хотел тебя спросить, что такое Чакона?».

Думаю, что врожденное дарование может компенсировать недостаток образования, но для этого дарование должно быть уровня Мирона Полякина — то есть музыкант должен быть гениальным. В остальных случаях — я не уверен. Те музыканты, которых я ценю и чьи записи слушаю, на чьем искусстве я воспитывался и с кем мне посчастливилось общаться, — это не только одаренные, но еще и очень образованные люди с широчайшим кругозором.

Вы занимаетесь достаточно элитарной музыкой. А что вы думаете о более, так скажем, массовых жанрах — эстрада, например?

Для меня не существует позорного клейма эстрады, я не считаю, что это плохо. Я люблю эстраду, если это хорошая музыка. Например, два года назад «Дивертисмент» сделал по заказу «Петербург-концерта» проект ко Дню города. В программу вошли песни Василия Соловьева-Седого. Я очень любовно подошел к аранжировке его пьес, поэтому они получили такой филармонический налет. Весь этот проект очень нравится моим коллегам, с которыми мы это играем. В эстрадной музыке нет ничего плохого, а халтуре есть везде — и в академической музыке, и в эстраде.

Я сам многолетний и очень преданный поклонник джаза. У меня сложилась большая коллекция записей, я всегда принимаю участие в джазовых концертах, если меня друзья зовут где-то поиграть. Я очень дорожу моей дружбой с талантливейшими джазовыми музыкантами.

Тем не менее, в ближайшую субботу в Большом зале филармонии «Дивертисмент» будет исполнять очень непонятную и сложную музыку. Расскажите об этой программе, пожалуйста.

Эта программа — «Черное, белое и между…» — яркий пример моей концепции того, каким должен быть концерт. Чтобы я как профессионал проникся программой, мне необходимо, чтобы в ней была некая внутренняя драматургия. Именно так я выстроил концерт, который состоится 2 марта. Название ему дало сочинение Дирка Броссе. Под «Черное, белое и между…» были подобраны все произведения. Черное и белое несет много смыслов: это могут быть и клавиши, и состояние души. А между черным и белым в спектральном ряду есть зеленый, который равно удален от того и другого цвета. Зеленому в нашей программе соответствует пьеса Павла Карманова Green DNK.

Я надеюсь, что люди, которые придут на этот концерт, получат не просто некое перечисление знакомых и приятных мотивов, но и поймут, что «Дивертисмент» рассказал увлекательную историю с завязкой, развитием и кульминацией. Хочется, чтобы слушатели вместе с нами все это почувствовали и пережили, потому что соучастие в музыкальном приключении роднит и сближает. Надеюсь, что после этого концерта наших друзей-слушателей станет больше, потому что мы вместе переживем что-то очень важное.

Беседовала ЮЛИЯ ИВАНОВА